И.Л. Коновалов

Работа по восстановлению Тарских ворот Омской крепости (современная ул. Спартаковская) началась, пожалуй, до их сноса, когда выдающийся омский краевед А.Ф. Палашенков, зная или предчувствуя судьбу ворот, незадолго до их сноса успел сделать обмеры, хотя и не очень профессионально, поскольку, хоть он и был, на мой взгляд, выдающимся историком, но он не был архитектором. Несмотря на это, его материалы оказали при восстановлении памятника неоценимую помощь.

Вторым человеком, сыгравшим важную роль в деле восстановления ворот, был А.Н. Либеров, который утром после их ночного сноса в марте 1959 г. вытащил каменную плиту от ворот из-под гусениц танка.

Однако идею восстановления ворот пришлось отложить на неопределённое время, поскольку инициатива их сноса исходила, как утверждает народная молва (официальных документов на этот счёт так и не нашли), от первого секретаря обкома КПСС Колущинского, а точнее даже от его жены, которой не нравилось, как хулиганы под их окнами мочатся, пьянствуют и орут по ночам в проезде ворот (нынешние нравы в этом смысле мало изменились, разве что содержанием граффити)¹. Хотя нынешние потомки Колущинского наотрез отрицают эту версию.

Как бы там ни было, но снос состоялся, а вскоре исчез ещё один ориентир, позволяющий определить местоположение ворот: памятник Ленину-Сталину (на лавочке в Горках), который стоял у ворот в Первомайском сквере (сегодня мало кто знает, что он до сих пор официально так называется). Сейчас о памятнике напоминает только гранитное ограждение одной из клумб; примечательно, что на соседней клумбе сейчас стоит камень в память о жертвах сталинских репрессий.

Сторонники восстановления ворот активизировались только в конце 1980-х, когда в обществе был духовно-нравственный подъём и делу возвращения утраченных и забытых ценностей придавалось чуть ли не политическое значение.

Правда, заинтересованные профессионалы всё это время не сидели сложа руки, и у областного архитектора М.М. Хахаева к этому времени уже был эскизный проект ворот, сделанный по сохранившимся фотографиям и обмерам А.Ф. Палашенкова². Но точная привязка ворот и сохранность их фундамента были неизвестны. В те годы в рамках общероссийского движения общественного содействия возрождению исторических памятников набирал силу и «Омский клуб любителей старины», председателем которого я и являлся, будучи по совместительству начальником реставрационного участка. Это было время общественных протестов и митинговой демократии. Власть партии уже не была абсолютной, по крайней мере, духовно, да и партия искала в обществе новые точки опоры, и поэтому власти к нашему движению относились благосклонно, а я, как профессиональный реставратор, направлял его в мирное, полезное русло.

Летом 1988 г после очередного субботника на доме Батюшкина (он же – резиденция Колчака, Иртышская набережная, № 9), где добровольцы помогали убирать мусор и осваивали азы строительных специальностей с прицелом на поездку на реставрацию памятников Центральной России, я повёл их шурфить фундамент Тарских ворот. Нехитрый инвентарь мы несли от дома Батюшкина на себе. Вся компания была не больше восьми человек. В том числе сейчас уже известный краевед, а тогда ещё школьник Саша Лосунов, который, впрочем, уже тогда имел большой интерес к истории и отличался большими познаниями в ней.

Никакого разрешения на работу у нас не было, но зато была здоровая наглость и энтузиазм. Мы ничего не боялись, даже когда чуть позже очутились в камере предварительного заключения (КПЗ) Управления внутренних дел (УВД).

Но по порядку. Как я уже говорил, точного места мы не знали и даже не имели ориентиров. Тогда мы стали опрашивать жителей близлежащих домов наугад, в надежде, что кто-нибудь подскажет более или менее точное место. Как я тогда лишний раз убедился, воспоминания очевидцев – самый ненадёжный источник информации. Люди помнят не то, что было фактически, а свои ассоциации, впечатления от событий. Где только нам не указывали положение ворот! Разброс в координатах (указаниях, показаниях) доходил до 50 м. И народ стал уже томиться в ожидании: группа состояла исключительно из молодёжи – студентов, учащихся, примерно поровну парней и девушек, и они без приключений заскучали. Опросы очевидцев были занятием не особо интересным.

Тогда мы начали копать на ближайшей к предполагаемому месту положения ворот клумбе. Не помню, почему именно там: видимо, земля была мягче. При этом на клумбе что-то росло. Вырыв яму глубиной около метра, мы ничего не обнаружили, не было даже культурных слоёв. Мы сами уже думали остановиться и зарыть шурф, но бдительные ветераны органов, проживавшие в окрестных домах, не дремали, и на нас поступил донос.

К нам подошли двое или трое в милицейской форме, звания не помню, но в том числе был офицер. И, разделив нас по половому признаку, увели мужчин в УВД, оставив девушек в сквере на скамейке сторожить лопаты. Нас поместили в КПЗ и стали допрашивать. Как инициатор, в основном, отдувался я. Сначала мы неуклюже пытались сойти за работников Горзеленхоза, но потом честно признались, что мы  любители старины и ищем Тарские ворота. Продержав около получаса, нас отпустили без последствий, попросив закопать шурф и больше не рыть. Воодушевлённые тем, что легко отделались, мы решили продолжить поиски.

Тем временем, наконец-то нашёлся очевидец, который показал нам точное место (мы не познакомились, но когда после мы неоднократно встречались вновь, меня не покидало чувство, что это был депутат омского горсовета Лихачёв. Хотя уверенно я не могу утверждать и по сей день. Спросить же его об этом случая пока не представилось).

И тут меня осенило: как я мог сам не заметить этого раньше! На краю проезжей части из-под асфальта выпирал контур фундамента Тарских ворот. У нас были с собой ломы и практически сразу под асфальтом мы обнаружили фундамент ворот, который был в хорошем состоянии. Мы были довольны, но тут за нами прислали аж два милицейских «уазика», из которых вышли около 10 милиционеров. На сей раз нас забирать не стали, а только заставили закрыть шурф обломками асфальта и дождались, пока мы уйдём. Мы успели вскрыть около 3 кв. м асфальта. Через несколько дней асфальт тихо восстановили. Но я был вполне удовлетворён результатами нашей акции. Что было нужно, мы выяснили. Вскоре я рассказал об этом Хахаеву.

Еще несколько лет идея дозревала и к началу 1991 г. окончательно созрела. Инициатором восстановления ворот выступило Омское отделение ВООПИК³. В этой организации наибольшая заслуга в восстановлении, на мой взгляд, принадлежит председателю омского отделения (тогда – заместителя) В.Г. Титову, он взял на себя значительную часть организационной работы. Постановление горисполкома готовил и согласовывал главный художник города А.А. Чуча. ВООПИК выступил заказчиком и финансистом работ. Это решение было одобрено на областном собрании ВООПИК. Процесс шел как на одном дыхании. Явного сопротивления никто не оказывал.

Возвращаясь немного назад, хочу вспомнить, что в промежутке между 1988-м и 1991 г. прошел I тур конкурса на памятник Достоевскому⁴. По условиям конкурса, образ Достоевского мог быть увязан с образом ворот, и некоторые скульптуры действительно вносили такие эскизные проекты, которые не предполагали или даже исключали восстановление ворот в их подлинном виде и понимании. Но вскоре пришло к осознанию того, что сами ворота являются частью памятника Достоевскому и должны быть восстановлены независимо от установки скульптуры. (В дальнейшем условия конкурса уже не связывали впрямую Тарские ворота с памятником Достоевскому.)

Никаких препятствий к восстановлению ворот уже не было, и дело, наконец, перешло в практическую плоскость. Встало несколько технических вопросов: подрядчик, смета, рабочий проект. Смету составил я, в надежде, что подрядчиком будет наш реставрационный участок Омскгражданстроя, тем более что с работой в то время у нас было не густо. Еще в советских ценах работа стала около 30.000 рублей. Для ВООПИК это была в принципе подъемная сумма. К тому же было решено выпустить целевые благотворительные билеты. Сначала их выпустил Клуб любителей старины фотоспособом номиналом 1 рубль и распространял собственными силами; деньги сдавались в ВООПИК. Затем вскоре ВООПИК выпустил билеты с хорошей полиграфией. Их печатали на картографической фабрике по эскизам М.М. Хахаева номиналом 3 рубля. Все организационные вопросы решал В.Г. Титов. Он же занимался распространением билетов. КЛС распространял и эти билеты.

Проект было решено сделать практически на общественных началах. М.М. Хахаев в силу своей занятости не мог делать все рабочие чертежи, хотя руководство и контроль осуществлял, конечно, он. У меня тоже не хватало времени на все. Тогда я преложил привлечь к работе архитектора хозрасчетного реставрационного участка (ХРУ) О.В. Лесниченко, тем более, я продолжал надеяться, что это будет наш объект, и это предложение было абсолютно логичным. Тем более, что я мог сделать это просто своей директорской властью. К тому же О.В. Лесниченко была членом КЛС, да и сам М.М. Хахаев бывал на заседаниях клуба, и мы считали его своим почетным членом.

Хахаев согласился с моим предложением, и у нас получился дружный авторский коллектив единомышленников. Как правило, концептуальные и эскизные чертежи делал я, относил на совет Хахаеву и после обсуждения с ним передавал эти материалы Лесниченко, которая делала рабочие чертежи, шедшие затем на площадку. Некоторые рабочие чертежи, в основном на детали, делал я, а сам М.М. Хахаев, со своей стороны, привлек к работе конструктора, который делал расчеты принятых архитектурных решений и вносил предложения по усиливающим металлоконструкциям.

Авторство главного архитектора области Хахаева позволило нам избежать любых согласований и обсуждений проекта. Его авторитет в этом деле был непререкаем. Процесс продолжался, как и начался, на одном дыхании, на подъеме, без заминок и волокиты, без корысти и хитрости. Но это было в процессе строительства. А пока еще нужно было определить подрядчика и начать собственно работу по восстановлению работ.

Наш участок устраивал ВООПИК в качестве подрядчика. Я был своим человеком в ВООПИК, и во мне никто не сомневался. Но возможности участка были ограничены. На строительство ворот было нужно порядка 100.000 штук кирпича. Это не удивительно при толщине стен в 1300 мм. Кирпич был тогда в дефиците, да и не только кирпич. Я сделал выборку материалов к смете и пошел за помощью к нашему генеральному директору И.И. Лицкевичу. Он отказал мне, сказав сакраментальную фразу: «Коллектив меня не поймет». Что здесь нужно было понимать, я до сих пор не понял. Если платежеспособный заказчик предлагает выгодную престижную работу, что еще нужно понимать строителям?! Честно говоря, я такого ответа не ожидал, так как Лицкевич поддержал меня даже тогда, когда мы отделывали пределы к Крестовоздвиженскому собору, а смету и процентовки тогда благословлял еще недавно назначенный архиепископ Феодосий.

Но отказ нашего генерального директора меня не сильно расстроил, потому что к тому времени объявился еще один претендент на подряд: это был тогда еще малоизвестный кооператив «Стройподряд» во главе с бессменным председателем С.Н. Оркишем. Мы познакомились с ним в кабинете у Титова. Оркиш сразу показался мне человеком серьезным, деловым. И поскольку для меня был важен результат, я не стал возражать против его кандидатуры и рекомендовал  ВООПИК поддержать его. Мне же лично была предложена роль технадзора заказчика.

Таким образом, я в одном лице осуществлял авторский надзор и технадзор заказчика. По окончании строительства ВООПИК даже немного заплатил мне за эту работу, так же, как и Лесниченко. Хотя объект нам не достался, она продолжала заниматься проектом ворот, поскольку других работ у нее было мало, и получала свой оклад архитектора реставрационного участка. Весь авторский коллектив частенько бывал на объекте, иногда в полном составе, но я там бывал ежедневно и иногда несколько раз в день. Решать приходилось технические, технологические вопросы и вопросы снабжения. Но вернемся снова к началу работ. У «Стройподряда», в отличие от нас, проблем с кирпичом не было. Они всегда специализировались на кирпичном строительстве и всегда могли выкроить достаточное количество кирпича (хотя небольшие перебои по ходу строительства были). Ничто не мешало. Документы были готовы.

На одном из заседаний клуба я предложил день торжественной закладки. Предложение приняли. Точную дату не помню. Это было в субботу в конце мая⁵. Мы передали эту информацию в газеты, на радио. Некоторых заинтересованных лиц пригласили лично. Я заранее вооружился копией постановления горисполкома как оружием от милиции. Силами клуба мы заготовили информационный плакат, который потом пропал. «Стройподряд» завез забор. Точное место мы уже знали. В назначенный день я с членами клуба привез из нашего участка (символично, что он находился на улице Тарской, в доме № 20, это недалеко) на тележке песок, цемент и инструменты. На машине Оркиша привезли немного кирпича.

Без милиции, конечно, не обошлось, но я гордо предъявил офицеру прибывшего на «уазике» наряда постановление горисполкома. Времена изменились, ареста не вышло, хотя недовольные из числа бдительных ветеранов органов и партии из близлежащих домов все же нашлись. Но обращали внимание на них не больше, чем на облаявшую тебя шавку. Провокации не получилось. Клубная молодежь лихо сняла асфальт в том же месте, что и 3 года назад. Настал торжественный момент. Первые кирпичи на очищенный фундамент заложили М.М. Хахаев, А.Н. Либеров, председатель ВООПИК доктор исторических наук А.Д. Колесников, В.Г. Титов. Еще несколько кирпичей положили желающие из членов клуба. Я докладывал все оставшиеся кирпичи, которые мы привезли с Оркишем, чтобы укрепить кладку. Это было в основании западного контрфорса. Всего на событии присутствовало около 50 человек.

С ближайшего понедельника начались работы. Остальную часть фундамента вскрыли экскаватором. При этом верхний ряд кладки пострадал. От подрядчика надзор за работой осуществлял главный инженер «Стройподряда» В.П. Санников. Непосредственно руководил работой прораб П.А. Корчагин.

Сразу после вскрытия фундамента на месте провели совещание, где, по предложению Санникова, было решено выполнить на фундаменте бетонный армопояс для разгрузки и усиления. Кладка фундамента была поднята по контуру в полкирпича на три ряда, и в образовавшуюся «ванну» был залит бетон с арматурой. При этом фундамент, по моему предложению, не вскрывали и даже не обследовали, во-первых, полагая, что если ворота стоили на этом фундаменте, то снова смогут выстоять, а во-вторых, выложенный из недожженного кирпича, на теплом воздухе он быстро пересыхал и начинал катастрофически разрушаться. (С такой же ситуацией мы столкнулись позже, на Иверской часовне.) Поэтому даже небольшие пазухи были срочно засыпаны грунтом. Делалось это силами членов клуба на ближайшем субботнике. В нем даже принимал участие обычно не работавший на наших субботниках краевед В.И. Селюк, а также наиболее активный участник субботников в целом, и в особенности на Тарских воротах, краевед Б.И. Кунеевский. Затем «Стройподряд» поставил на площадку кран, растворную станцию, эстакаду, леса, завез кирпич, и работа пошла полным ходом.

Хочу обратиться к ряду допущений, которые мы сознательно сделали в составленном нами проекте восстановления. Во-первых, надо признаться, что информация о строительстве и перестройке ворот была у нас тогда неполной.

И даже имея известную копию чертежа XVIII в., мы не были уверены, обмерный это чертеж или проектный и были ли ворота такими. Поэтому, пользуясь классификацией известного теоретика реставрации Е.М. Михайловского, мы решили использовать эмпирический метод, который предполагает восстановление объекта в его наиболее позднем виде, то есть в данном случае на момент сноса. Строго говоря, по той же классификации Михайловского, применительно к снесенным памятникам нужно говорить о подстановочном методе реставрации, когда утраченный памятник заменяется новоделом. Еще в теории реставрации для этого применяется термин «реновация». При этом реновация допускает ряд изменений по тем или иным причинам, поскольку памятник все равно уже утрачен как памятник материальной культуры. Но каждый памятник имеет в себе ещё две составляющих: это памятник архитектуры и памятник истории, и в этих качествах он может быть в той или иной мере воссоздан. Каждая из составляющих в конкретном случае не равнозначна. В Тарских воротах, пожалуй, преобладает историческая составляющая, хотя и архитектурное решение, бесспорно, интересно.

Исторически в XVIII в. Тарские ворота были композиционным центром города. Именно к ним сходились радиальные улицы, что прекрасно читалось при незастроенной эспланаде. Тарские ворота были главными в крепости. Первоначально только они имели караульное помещение. (Над Тобольскими воротами караулка была надстроена позже, при реконструкции.) Через них вводили в крепость Достоевского и других каторжников. На Тарских воротах был герб Омска, кстати, до сих пор не восстановленный.

Первым делом я предложил Хахаеву, что караулка должна быть используема, и что лестницу в нее нужно расположить в стене, хотя это исторически не достоверно. Но исторически лестница в караулку шла по крепостному валу, которого сейчас нет. После упразднения крепости, возможно, караулка и не использовалась; во всяком случае, фотографии Тарских ворот с наружной лестницы нет. Но за образец можно было взять наружную деревянную лестницу, которая вела в караулку Тобольских ворот и конструкция которой хорошо видна на фото начала XX в. Но я решил, что в условиях современного города такое решение будет непрактичным, к тому же оно не очень эстетично. И М.М. согласился со мной. Тем более, что в принципе внутренняя лестница характерна для русской крепостной архитектуры XVIII в. Правда, в связи с устройством внутренней лестницы пришлось укреплять металлоконструкциями пяту свода проезда ворот.

Допущение с лестницей потянуло за собой еще ряд допущений. Во-первых, мы сделали в воротах четыре внутренних ниши, а не две, как следовало из материалов Палашенкова. Но других достоверных источников на этом этапе у нас не было. Уже после принятия решения, правда еще в ходе строительства, краевед И.П. Шихатов предоставил нам подтверждение обмеров Палашенкова. Но, во-первых, было поздно, во-вторых, мы пошли на это допущение с количеством ниш сознательно. Предложение исходило от Лесниченко. При этом в качестве обоснования мы взяли за образец Тобольские ворота, которые имеют четыре ниши, но при этом они длиннее Тарских. Главное то, что четыре ниши позволили нам расположить в стене удобную для подъема лестницу. В противном случае лестница, ведущая из двери, расположенной напротив ниши в середине ворот, направлялась очень круто, и идея эксплуатируемой караулки теряла смысл.

Лестницу было решено расположить в восточной стене, поскольку исторически окна караулки выходили на запад (хотя одно из них первоначально должно было быть дверью), и было решено не менять историческое решение.

Но при этом возникало еще одно допущение. Восточный фасад исторически был глухой. Но лестница тоже должна быть освещена. Тогда Лесниченко предложила устроить на восточном фасаде три окна по ходу лестницы. Но, посоветовавшись, М.М. сначала предложил убрать одно из них, а потом я предложил убрать второе из соображений безопасности эксплуатации, в результате на лестнице осталось одно окно. Но оно исторически хоть как-то обосновывается, поскольку не попадает в пятно примыкания вала.

Далее, опять же в связи с лестницей, возникло еще одно решение-допущение. В караульное помещение выходит часть свода нижнего марша лестницы (верхний марш расположен непосредственно в караулке). В процессе работы случился курьез, когда каменщиков, кстати, лучших каменщиков «Стройподряда», с которыми мы потом строили Серафимо-Алексеевскую и другие часовни, подняли краном на перекрытие для кладки парапетных стенок, и кран сломался. Тогда, чтобы спуститься, они вынуждены были пробить дыру в перекрытии, как раз над сводом лестницы, потому что там было удобнее спускаться.

И тут я подумал: а что если эту дыру расширить до нормального люка и использовать его как выход на чердак и крышу, а свод лестницы оформить как еще один марш. М.М. одобрил эту идею.

Исторически караулка состояла из двух комнат – холодной и теплой. Мы решили не делить ее и оставить единым помещением. Но оно получилось очень скучным, и тогда я предложил сделать камин, хотя это было исторически не достоверно. Его выполнили по моему чертежу, но поскольку опыта ни у кого не было, мы что-то не рассчитали, и топился он плохо. Поэтому камин так и остался декоративным, хотя архитектурно он обогащает интерьер.

Все знали, что А.Н. Либеров сохранил плиту от ворот, которую сдал в музей. При проектировании я ее замерил, и она стала у нас одной из основных масштабных единиц. В кладке были предусмотрены ниши для плит. (Южный и северный фасады было решено выполнить идентичными, хотя исторически данные не позволяют об этом судить наверняка.) Поэтому плит нужно было две. После завершения отделочных работ я обратился в краеведческий музей с просьбой от имени ВООПИК отдать плиту с целью установки на место. Но мне отказали. Поначалу я недоумевал по поводу такого решения, но потом понял, что музейщики правы. Плита выполнена из черного слоистого сланца, который является мягкой недолговечной осадочной породой, имеющей анизотропную структуру, то есть предрасположен к послойному разрушению. Поставив плиту на место, мы могли быстро потерять ее от естественного разрушения.

В музее мне предложили нормальный компромисс – скопировать. Она хранилась почему-то в фонде дерева, которым тогда заведовала Н.А. Шугаева. Я подработал утраченные участки фона глиной и заформовал плиту гипсом, прямо в фондохранилище. Там же я при помощи членов клуба сделал две отливки. Установили плиты мы также силами членов клуба. ВООПИК немного заплатил за эту работу.

Правда, на плите я все же сделал еще одно допущение. Участок фона справа от даты постройки был утрачен, к тому же при монтаже у меня осталось свободное место в нише (она была с небольшим запасом по длине), и я, чтобы заполнить место, поставил после даты постройки по своей инициативе точку, полагая, что это соответствует правилам грамматики. Плиту мы покрасили в черный цвет под цвет камня. А текст выделили белым, как это и было исторически. (На подлинной плите остались следы краски.) За достоверность плиты я ручаюсь, и все сомнения на этот счет несостоятельны.

В 1991 г. мы успели закончить кладку, отштукатурить внутри и снаружи, побелить фасад, навесить нижнюю дверь, которая по возрасту относится к концу XIX в. и досталась мне по случаю, и уже глубокой осенью была сделана конструкция крыши и кровля из нового черного железа, но уже не силами «Стройподряда», а силами нашего участка. Делал ее ныне знаменитый лучший в городе жестянщик Е. Каренин. Правда, тогда мы не сделали покрытие карнизных свесов за парапетными стенками. Не успели, наступила зима. Зимой только настелили черновой пол в караулке и вставили оконные блоки.

В 1992 г. работы продолжились силами того же «Стройподряда», в который я уже перешел работать. Была закончена внутренняя штукатурка и отделка, настелен чистовой пол, поставлена дверь с лестницы в караулку (при изготовлении коробки для этой двери была использована лучковая колода с дома Батюшкина), было утеплено перекрытие. В 1992 г. работы финансировал Центр по использованию и реставрации памятников, позже преобразованный в инспекцию, который возглавлял тогда бывший работник нашего реставрационного участка Н.И. Андросов. В завершение работ было выполнено благоустройство с кладкой кирпичной мостовой в проезде ворот. Тогда же я разработал несколько вариантов решетки для ворот, но потом мы с Андросовым решили воздержаться от ее установки, чтобы не лишать людей возможности пройти через ворота. Тогда же начал создаваться общественный музей Омской крепости силами Клуба любителей старины. Одновременно ворота являлись официальной резиденцией клуба. На двери ворот была прикреплена вывеска клуба, которая потом куда-то исчезла, основную заботу по оформлению музея взял на себя Б.И. Кунеевский. Я также участвовал в оформлении экспозиции. Но в это время работа клуба стала уже менее активной. Экспозиция с того времени не получила развития и по сей день находится в том же состоянии. Кунеевский продолжает водить в ворота экскурсии. Регулярно музей не работает.

В ворота так и не были проведены никакие коммуникации. Хотя мною еще при проектировании были получены технические условия и при строительстве были выполнены шахты для стояков коммуникаций и даже установлены сами стояки.

Вернулись мы к воротам только в 1995 г., когда силами участка, в котором я снова работал, выполняли ремонт фасада (косметический). Тогда же мы наконец-то покрыли карнизные свесы, для чего использовали железо, которое мы от имени клуба получили в училище Шебалина еще в 1991 г. и хранили на чердаке ворот, а также таврики, которые припас Кунеевский. При этом жестянщик ухитрился работать без страховки на свесе шириной 30 см на высоте 8 м.

Тогда же была изменена концепция благоустройства вокруг ворот. Бдительные ветераны не унимались и тогда. В отместку за восстановление ворот они попрекали нас спиленными ветками деревьев (ветки закрывали собой ворота и чуть ли не ложились на них). Если изначально ворота ненавязчиво вписывались в окружающую среду, то в 1995 г. вся среда была уже привязана к воротам, и они стали центром этой среды. При этом в воротах была переложена мостовая, для чего был использован облицовочный кирпич, и она стала выглядеть неестественно. При благоустроительных работах стало сразу заметно, что ворота несколько повернуты относительно оси улицы. Мы этот поворот заметили сразу, но принципиально сохранили его, посадив ворота строго на старый фундамент. Видимо, при строительстве ворота привязывали не к оси улицы, а к оси вала. Но это только предположение. Возможно, XVIII в. так и унес с собой эту загадку.

Уже по прошествии нескольких лет мы достоверно узнали, что изначально ворота имели характерную для барокко высокую четырехскатную крышу, которая сохранялась вплоть до середины XIX в., о чем свидетельствует одна из старых картин. И в целом решение ворот изначально было барочным. Вместо нынешнего парапета был арочный фронтон. Пилястры были рустованы. Возможно, при будущих реставрациях один из фасадов ворот можно выполнить в первоначальном виде.

В 1991 г. их история получила только продолжение, но отнюдь не завершение⁶.

Ноябрь 2001 года

Примечание

¹ Та же версия, что инициатива исходила от жены партийного работника, а также тот факт, что ворота были превращены в общественный туалет, были подтверждены старейшим преподавателем истфака ОмГПУ Н.Ф. Оруевой – ред.

² В сундуке А.Ф. Палашенкова в ОГИК Музее А.И. Розвезевой в 1999 году был найден альбом с фотографиями сноса ворот. – ред.

³ Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, членами которого мы тогда были. – авт.

⁴ Предыстория этого конкурса такова: в 1987 году омские писатели выступили с идеей установки памятника Достоевскому в Омске. В марте 1988 года вышло постановление Совета Министров РСФСР о решении установить памятник писателю к его 175-летию. 28 июня 1988 г. были опубликованы условия конкурса. В 1990 году в Выставочном сквере прошла выставка и общественное обсуждение проектов I тура, часть из которых предполагала восстановление Тарских ворот. Примечательно, что в 1991 году за заказ хотел взяться московский скульптур Клыков, ныне известный своим памятником Николаю IIв селе Тайнинском, взорванным доморощенными «террористами». – ред.

⁵ Мы считаем, что это было 20 апреля 1991. Об этом есть репортаж в «Молодом Сибиряке» от 25 апреля. – ред.

⁶ Неоценимое содействие при подготовке данной публикации к печати оказали И.А. Гербер, Е.Н. Завьялова, А.П. Сорокин и П.П. Паутов. – Авт.